Как финский солдат подорвался на мине и прошел 400 километров по лесу посреди Второй мировой (часть 1)

Морозным утром 18 марта 1944 года в Лапландии 27-летний финский солдат Аймо Койвунен и его сослуживцы оказались в крайне неприятной ситуации. Они только что устроили привал после двух дней почти непрерывного пути и разбили лагерь в регионе, где им приказали проследить за необычной активностью советской армии. Пока остальные топили снег и заваривали чай, Аймо, отправился на разведку с напарником. Продвинувшись на открытую местность мужчины почти сразу заметили, как по склону к ним с двух сторон приближаются несколько десятков солдат.
Около 10 минут финны обороняли стоянку. Затем лейтенант принял решение отступать. Аймо приказали устанавливать мины, пока еще двое солдат отстреливались от советского отряда. Довольно быстро стало ясно, что лучше сосредоточиться на бегстве: враги в несколько раз превосходили финнов численностью и подготовкой, стрелявшим не хватало точности, а мины просто объезжали. Тогда Койвунена, как самого опытного бегуна, поставили во главе группы, чтобы он прокладывал лыжню в глубоких сугробах.

За несколько часов погони Аймо обессилел. Время перевалило за полдень, а он с ночи подкрепился только черствым бутербродом. Койвунен начал спотыкаться и серьезно замедлился — настолько, что не такие уставшие, но не менее напуганные товарищи поторопили его и попросили не засыпать. Аймо разозлился и запаниковал. Разгоряченный мозг подсказал неожиданное решение: финн вспомнил, как перед началом операции его назначили ответственным за первитин .
Первитин — другое название метамфетамина, который в нацистской Германии использовался для поддержания солдат в тонусе. Летом 1940-го во время нападения на Францию именно волшебные таблетки позволяли войскам Третьего рейха по многу часов продвигаться вглубь чужой территории, не чувствуя ни страха, ни усталости. Финны активно поддерживали нацистов, поскольку рассчитывали вернуть территории, утерянные в Зимней войне, и в целом относились к Советскому Союзу как к неадекватному и агрессивному соседу. Со стороны рейха поддержка проявилась и в поставках метамфетамина, который сделал бы союзника выносливее в затяжных противостояниях с РККА.

На раздаче первитина Койвунен возражал против использования наркотика и не собирался его принимать, но несколько недель спустя передумал, оказавшись под советским обстрелом. Дрожащими руками ничего не соображающий мужчина на ходу вытащил заветный контейнер из переднего кармана куртки и попытался достать предназначавшуюся именно для таких экстремальных обстоятельств таблетку. Из-за толстых перчаток ничего не получилось — к нему в ладонь выпали все 30 доз, предназначавшихся для целого отряда.
Даже сам Койвунен позже не мог понять, о чем подумал в тот момент. Скорее всего ни о чем, просто до смерти перепугался ситуации и не захотел, чтобы сослуживцы решили, будто у него не все в порядке с головой. Тогда он быстрым движением руки, не сбавляя ход, закинул пригоршню кругляшей себе в рот и проглотил, давясь и ничем не запивая. Буквально через пару минут он ощутил себя сверхчеловеком. Именно так — с 30 таблеток метамфетамина, проглоченных перепуганным финским солдатом, началась одна из самых безумных историй Второй мировой.
Провалы в памяти и галлюцинации — как Аймо оказался один и без оружия посреди бескрайних заснеженных лесов

Наркотики сработали как укол адреналина, и Койвунен буквально пролетел следующие несколько километров. Он бежал настолько стремительно, что остальные едва успевали, хотя продвигались по проторенной лыжне. Спустя еще какое-то время Аймо ощутил, что пространство вокруг него трансформируется, а затем и вовсе рухнул в обморок. Через несколько минут он очнулся, но по-прежнему не пришел в норму и вел себя неадекватно. Обеспокоенные товарищи разрядили его пистолет-пулемет и продолжили бежать, однако Аймо оставался с ними недолго.
Об остальном остается догадываться. По одной версии, возбужденный после мощнейшей передозировки мужчина разогнался еще сильнее и ломанулся куда-то через лес, совсем не в том направлении, куда двигалась группа. По другой, напуганные его помешательством и преследованием врага финны решили бросить сослуживца, а тот уже сам, ничего не соображая, углубился в совсем непроходимую чащу. Как бы там ни было, в результате Койвунен отбился от отряда и остался совершенно один.

Он пришел в себя с разряженным оружием и полным непониманием происходящего, но по-прежнему на лыжах. Довольно быстро Койвунен осознал, что за время забытья преодолел огромное расстояние и теперь находится в нескольких десятках километров от той точки, где в последний раз видел других финнов. «Я попытался осмыслить ситуацию, — вспоминал Аймо много лет спустя. — В моем лихорадочном сознании мелькали разные вопросы. Почему я один? Где остальные? Как я оказался здесь? Никаких ответов — только чувство ужаса, которое постепенно расцвело и закрепилось у меня в голове».
Немного успокоившись, Койвунен решил, что важнее всего сейчас перекусить и зарядить оружие, но к ужасу обнаружил, что рюкзак пуст — ни пайка, ни патронов. При каких обстоятельствах он лишился запасов неизвестно, но теперь придумывать приходилось на ходу. Действие метамфетамина продолжалось, а Аймо испытывал настолько сверхъестественную уверенность в своих силах, что вскоре успокоился. Он примерно определил направление конечного пункта назначения отряда с помощью компаса, убедил себя, что остальные уже ждут его там, и двинулся в путь.
Не пройдя и нескольких километров, он снова отключился.
Как Аймо в наркотическом угаре прорвался через советский лагерь и преодолел снежную бурю
На протяжении следующих нескольких дней провалы в памяти и галлюцинации превратились для Койвунена в норму. Он подолгу беседовал со знакомыми, которые, как он точно знал, сейчас находились далеко от северной границы между Финляндией и СССР. Его рацион состоял исключительно из воды и сосновых почек, но из-за первитина Аймо почти не испытывал голода.

После хаотичных блужданий по чаще у солдата под кайфом наконец появилась надежда на спасение. Он заметил вдали горящий костер, а так как из-за наркотиков по-прежнему не рассуждал здраво, то почему-то сразу же решил, что у огня греются союзники-немцы или его соотечественники. Ему показалось, что добраться до них необходимо максимально быстро, то есть вкатиться на лыжах прямо в лагерь на полной скорости, чтобы ему поскорее дали перекусить и отдохнуть. Аймо обрадовался настолько, что пока мчался к цели, расплакался от счастья. Когда он проморгался, то осознал, что мчится прямо к советским солдатам.
Возможности притормозить или объехать лагерь уже не оставалось, и отчаянный Койвунен разогнался еще сильнее. «Для русских парней мое прибытие оказалось максимально неожиданным, и они даже не успели понять, что происходит, — вспоминал потом Аймо. — Они громко кричали, но мне показалось, что командир запретил им стрелять, потому что я услышал всего пару пуль, просвистевших у меня над головой. Они лежали в укрытиях вокруг костра без костюмов и экипировки, поэтому вместо того, чтобы сразу схватить меня, только отодвинули ботинки и позволили промчаться мимо!».
Аймо испугался, что враги снова бросятся в погоню и решил двигаться по открытой местности, чтобы снег поддерживал лыжи. Для этой цели идеально подошло обледенелое болото, которое увело его еще дальше от первоначального маршрута. Доехав до конца водоема, финн обернулся и понял, что оказался прав. Фигуры советских солдат за ним стремительно приближались.
Погоня продолжалась несколько часов. Большую часть пути преследователи оставались от Койвунена на расстоянии примерно 100 метров, но когда поля закончились и финну пришлось подниматься в гору по лесистой местности, он резко замедлился. Противники сократили отставание до 20 метров. В тот момент Аймо не сомневался: малейшего промедления хватит, чтобы его взяли в плен или просто застрелили.

«Страх — это состояние сознания, когда не чувствуешь голода или усталости, — рассуждал Койвунен. — Мне приходилось соревноваться в скорости с отдохнувшими и крепкими бойцами Красной армии. Даже в старости у меня по-прежнему бегут мурашки, когда я вспоминаю о той погоне. Не представляю, как продержался на такой скорости. Порой мне казалось, что советские парни вот-вот схватят меня за плечо».
Вдобавок ко всему началась снежная буря. Вихрь колючих ледяных кристаллов заслонял обзор, а ветер проникал даже под плотную одежду и продувал насквозь. Аймо двигался почти наугад около часа и к темноте наконец достиг склона, а на рассвете оставил гору высотой несколько сотен метров позади. Преследователи отстали — видимо, решили, что не стоит тратить время, силы и припасы на одного финна, который очевидно потерял рассудок и не представлял особой угрозы.
На протяжении всего следующего дня неутомимый Койвунен продвигался на запад. Оказавшись в хвойной рощице, он заварил последний завалявшийся в карманах чай, а из сосновых иголок приготовил нечто вроде супа. После жалкого подобия трапезы он все-таки почувствовал усталость, развел костер и приютился под упавшим деревом.
Той же ночью ему привиделась схватка с оборотнем. В галлюциногенном сне Аймо получеловек-полуволк следовал за ним какое-то время и появился из темноты, когда финн заметил его следы. Жуткое существо со светящимися глазами и зловонным дыханием уставилось прямо на безоружного Койвунена и напугало его до полусмерти. В тот самый момент, когда оно собиралось прыгнуть на него из-за дерева, мужчина выхватил нож и ударил со всей силы.
Когда Аймо очнулся, оказалось, что он стукнул не оборотня, а дерево. От сильного удара разбился компас. С того момента финну приходилось ориентироваться исключительно по небу. Во время очередного подъема он вымотался настолько, что просто упал в снег, мгновенно уснул и словил очередную галлюцинацию. Теперь ему явился старый друг по имени Матти Олли, который стоял под деревом и звал Аймо. Когда Койвунен откликнулся и поднялся, его разряженный пистолет-пулемет застрял в ветках, и Матти посоветовал бросить оружие.

После непродолжительного отдыха воображаемый товарищ предложил продолжить путь. Аймо согласился, а когда очнулся понял, что он по-прежнему один, только теперь у него при себе не осталось вообще ничего — ни пистолет-пулемета, ни рюкзака с кастрюлей, в которой он раньше варил чай и похлебку. Тогда Койвунен твердо решил, что больше останавливаться нельзя. От следующего галлюциногенного сна можно не проснуться. Еще несколько часов спустя он уже не осознавал, грезит или бодрствует и в таком полубессознательном состоянии наткнулся на покосившуюся заброшенную хижину. Впервые за несколько суток у него появилась крыша над головой.